[Hobbit-RPF]

2.11. Митчелл/Дин. СтимпанкАУ
Вампир Митчелл путешествует с человеком Дином, считает его другом, но в тоже время, иногда пьет из него за что себя сильно винит. При этом обращать категорически отказывается.
За предысторию до того как они дошли до такой жизни отдельные печеньки.

Исполнение1. 1 2 3 4 закончено

Исполнение 2. 1.1 1.2 2.1 2.2 3.1 3.2 3.3 3.4 3.5 закончено

@темы: 2 тур, выполнено

Comments

[Ленивый скунс]

а2
недоприквел само по себе звучит, как нечто обязательное к написанию -))) так что вперед как гномсы и с песней-)))

[little otter]

Автор 1, что за вопросы?! Конечно записывайте! Мы будем ждать

[Unelias]

Автор 2, разумеется писать этот недоприквел. Тема благодатная, антураж интересный, можно копнуть поглубже и много каких нюансов откопать) вытащить на свет.

[Kyokka Suigetsu]

Автор1, круто!! очень жду продолжения!!!

Автор 2, ты прекрасен, чувак!! получилось невероятно атмосферно, эмоционально! все картинки перед глазами проходят - этот жуткий грязный Лондон, чудики на улицах, и двое парней - таких живых и любящих жизнь. просто офигенный цепляющий контраст

[Михаил Морковка]

Авторы, вы охуенные обои оба. Грязь, кровососы-паразиты, солнечный Дин - всего как раз сколько надо, и в комбинации все просто потрясающе.

[hobbit rpf anon]

*а2 дожирает кулак, нацепляет печатательный протез*

люди-нелюди, вы шикарные такие, и так классно меня вербально попинали (особенно вчера XD), что я забежал сказать, что недоприквел будет, и надеюсь, что скоро) (как только я перестану его переписывать по тысяче раз и беситься с того, что он какой-то рандомный )
вот, можно еще по этому поводу, пож, поставить к и2 пометку, что оно "в процессе", мимими?

[Unelias]

Автор 2, мы ждем. Давайте, усмиряйте свой перфекционизм, я уверенна - все супер получается, дописывайте и выкладывайте скорее)

[hobbit rpf anon]

Автор 1 пришёл сильно извинится и попытается сегодня написать кусочек. У меня лютая весна, лезу на стенки, так что боюсь скатить в какую - нибудь хуйню своё исполнение. Если я пЭреборю свою весну, то может что и выйдет. И, да, админы, поставьте в процессе написания, что ли? А то я смотрю - нету.
Михаил Морковка, не ожидал похвалы от тебя, хотя мы с тобой знакомы) По - моему я очень циклился на этом паразитизме в первой части, а во второй во флаф ушёл.

[Михаил Морковка]

Автор 1, ого, тогда я тебя знаю, маска=) Я просто редко тут комменчу, но четаю, четаю=)
Паразитизм - это же главный кинк заявки, и у тебя имоцыи Эйдана по этому поводу очень живые. А флаффа и вовсе много не бывает, тем более когда тут два таких ну таких ну вы понимаете

[hobbit rpf anon]

Михаил Морковка, Окей, постараюсь сегодня "продолжить")

[мистер двалин сексуален.]

И, да, админы, поставьте в процессе написания, что ли? А то я смотрю - нету.

я добавлю завтра с компа, сейчас не удобно, извините

[hobbit rpf anon]

мистер двалин сексуален., Да я не в претензию, не подумайте! *покраснел и устыдился*

[hobbit rpf anon]

Несу траву дальше. Вернее, похоже, все-таки сливаю, а не несу, но эх))
Да, нужно было сразу сказать: если Митчелл совсем ООС, то это потому, что я ВН смотрел один сезон, давно и неправда, а по поводу Дина оправданий нет ваабсче)
Стилл, трай ту инджой, ай гесс >_>

А, да, можно еще, пожаалуйста, вытереть из первой части слово "конец" и сказать, что это часть 1/3, чтобы не дезориентировало? простите, что дергаю, я совсем придурок :ССС


Исполнение 2, часть 2.1/3

1712 слов

На Город опускается туман. Здесь это не редкость, особенно в холодное время года – то есть, примерно девять месяцев из двенадцати.

По сырой улице идет... существо. В Лондоне не принято говорить о ком-то «человек», если не знаешь этого наверняка, да и теория вероятности едва ли будет на стороне угадывающего.

Существо высокого роста, фигуру скрывает плащ, на глаза надвинута шляпа с неширокими полями. Оно держит руки в карманах, но если приглядеться, то можно заметить выглядывающие наружу манжеты темных перчаток, возможно, шерстяных.

В сумерках не видно лица, лишь редкие мазки фонарей позволяют на мгновение выхватить из тени пятна глаз и упрямо сжатые губы.

Как и следовало ожидать, это не человек. Это – вампир.

В Лондоне относительно немного вампиров. По чистой случайности, на самом деле: просто так сложилось, что на момент Падения их в Городе почти не было.

Это, наверное, к лучшему, потому что двум таким нелюдям тесно в одном квартале. По этой же причине они редко обращают своих жертв.

Этого вампира зовут Митчелл, и он хочет жрать.

Они всегда хотят жрать, для них это нормальное состояние. Вампиры ощущают сытость, только набив желудок горячей кровью. Все остальное время они испытывают постоянный голод. Иногда голод делает вид, что отпускает, и сворачивается клубком, вполглаза наблюдая за своей жертвой, но насовсем не уходит.

Поэтому вампиры охотятся.

У Митчелла с этим проблема. Его тело с трудом переносит кровь жертв. Возможно, потому, что люди в их числе оказываются редко.

Для Митчелла это слабое утешение.

...

Вампир по привычке поднимает глаза на небо, определяя время. Часы у него не задерживаются, да и ни к чему особо.

Семь вечера. Город уже погрузился в ночной сумрак, фигуры прохожих по пояс тонут в сизом тумане.

Митчелл ужасно хочет есть. Но не хочет охотиться. Поэтому он делает вид, что гуляет, надеясь обмануть свое тело. Голод внутри каждый раз хищно настораживается, поворотом морды провожая скользящие мимо тени, но Митчелл упрямо не обращает внимания ни на него, ни на них.

Он глубже запихивает руки в карманы и начинает напевать что-то себе под нос, как это обычно случается, когда ему неудобно.

Бессмысленная и бесцельная мелодия постепенно перетекает в успевший набить оскомину мотив.

– Семь да двадцать лет, как сперли мыши…

Злобный рев где-то недалеко заставляет его замолчать и остановиться, прислушиваясь. Взволнованный гул голосов и звуки ударов подсказывают ему: драка.

Хлеба и зрелищ. В этом плане Лондон со дня Кражи не изменился ни на йоту.

Митчелл сворачивает со своего произвольного маршрута и направляется на источник шума. Где зеваки – там и легкая добыча.

«Еда?» – оживляется голод.

Нет. Деньги.

Митчелл невесомыми шагами ныряет в толпу, краем глаза посматривая на импровизированную арену: опять два бугая из Сэйшес, он их не раз уже видел дерущимися на улицах. Удивительно, как народ до сих пор ведется на эту уловку и смотрит, разинув рты, на показушную драку, пока сообщники сэйев незаметно обчищают их карманы.

Обычно Митчелл не лезет туда, где территория уже поделена, но сейчас ему надо отвлечься, и все равно, как.

Вампир успевает утянуть часы на цепочке из чьего-то жилета и стащить надетые на шляпу какого-то чудика гогглы с зеленым стеклом прежде, чем его замечают пособники бугаев. Митчелл легко справился бы с ними, но толпу развлекать не хочется, поэтому он ретируется, растворяясь в синеватом тумане.

Гогглы слишком большие, чтобы убрать их за пазуху, поэтому Митчелл надевает их на шею и лениво шагает по тускло освещенной улице, раскачивая за цепочку часы.

Шум толпы надежно заглушал прочие звуки Города, поэтому угрожающий вскрик где-то недалеко становится для него неожиданностью.

– Оставьте. Меня. В покое! – доносится эхо мужского голоса, и Митчелл устремляется на звук. Он ведет вампира к тупику, и из-за поворота ему видно, как в мокрых щелях мостовой между длинными тенями мечутся отражения пламени.

Любопытно.

Митчелл заглядывает в проем, накручивая цепочку на палец, и окидывает взглядом происходящее. Спиной к нему покачивается на мощных ногах стая волчьемордых в четыре хвоста. За волками, водя по воздуху коптящим факелом, в позе обороняющегося замер…

...человек?

Митчелл резко втягивает воздух, и в нос ему ударяет вонь псины, плесени, гнили и масла, а за ней – запах живого человека.

У вампира темнеет в глазах, и он не смог бы сейчас сказать, от голода ли, или от неожиданности встречи.

Есть.

Морда внутри облизывает кривые острые зубы.

Мой.

Оборотни поворачивают к нему свои рожи.

Они с этим не согласны?

Митчелл зло улыбается и бросается вперед.

В глазах темнеет повторно, уши забивает растущий, развертывающийся рык голодной морды, вампир отдается своему телу – ломаются чьи-то пальцы – хруст костей о камень – визг – морда хрипит и облизывается, – как цепь, до белой боли натягивает вывороченные из него жилы, – он вторит ее хрипу, волки еще пытаются ответить, рокот в ушах затягивает под горячую густую красную воду

Моя добыча

Мое

Над головой распластывается что-то яркое

Оборотни, поскальзываясь и падая, исчезают за поворотом, морда ломится за ними – инстинкт преследования, инстинкт догнать, задушить, разорвать, у-нич-то-жить

…В нос ударяет волна запаха. Рокот становится грохотом, оползнем, лавиной, ярко-алой лавиной, погребающей под собой и выбрасывающей в небо

Запах волчьей крови, но он лишь выталкивает на поверхность другой запах, менее грубый, более терпкий

Чужой ошарашенный пульс касается его спины, затекает вверх по шее, гладит изнутри горло, иди сюда иди у меня есть то что тебе нужно иди сюда

ЖРАТЬ

Не сбавляя скорости, морда разворачивается на месте и швыряет Митчелла обратно в тупик

Жратьжратьжратьжрать

Вспышка светлых волос, рыжих в огне факела

Вихрь одежды, искры рассыпаются по булыжнику

…В грудь Митчеллу утыкается дуло револьвера.

Он замирает. Физически такое оружие остановить его не сможет, но холодящий сквозь ткань рубашки (плащ успел расстегнуться) кружок металла цепляет обратно за реальность.

Держи меня. Человек.

Красная пелена перед глазами отступает. Морда недоуменно и подозрительно фыркает. Укладывается на дно.

Человек напряженно и прерывисто дышит, облачка пара смешиваются с полосами света от затухающего на земле факела. Но рука, сжимающая револьвер, не дрожит.

Митчелл впервые рассматривает того, кого только что отбил у стаи. Небритое лицо, потрепанная одежда, заплечный мешок. Он выглядит так же, как и любой другой лондонец... и совершенно иначе.

Вампир кругами скользит по его лицу, не встречаясь взглядом. Застывает, боясь спугнуть это тонкое чувство на грани ощущений, боясь не расшифровать узор на крыльях, шифр, код.

Дуло смещается чуть левее от центра, складкой собирает ткань. Сумрак наползает с краев, кипит, бурлит, булькает лапами, он хочет отмахнуться, но любое движение любое движение...

…Митчелл заглядывает человеку в глаза, и вспышка яркого света, не имеющего ничего общего с факелом, отбрасывает тени назад.

Грудь пронизывает горячее до ледяного, тени в конвульсиях бьются о стены, спотыкаются, горят, врезаются в углы Города – кажется, слышно, как рушатся потемневшие от сырости здания – сквозь разломы на мостовую хлещет Нижнее Море, черное, липкое, поток хватает его, такого же черного, почему он до сих пор не сгорел? – тащит наружу, прочь от шьющего по воздуху золотого света

На висок из рассеченной брови сочится...

Обезумев, Митчелл разворачивается и бежит, его темный сообщник затекает в сапоги, подгоняет – голос сзади – «Стой! Подожди...» – еще одна золотая вспышка, она опаляет полы плаща, Митчелл закрывает глаза рукавом и с головой уходит под горькую воду.

...В пограничном пункте отряд браконьеров ищет проводника на болота, на западный край – ловить мандрагоры. Искомый район Митчеллу хорошо известен, и он сразу же, не раздумывая, записывается в отряд, отдает в залог за ружье краденые гогглы и с первыми утренними сумерками уходит в топь, оставляя в жиже соленые следы и вытряхивая из волос гаснущие искры.

[hobbit rpf anon]

Исполнение 2, часть 2.2/3

продолжение

...

Митчелл неделю шатается по болоту. Трясины коварны, а мандрагоры способны вспороть черепную коробку своим визгом, так что за всю неделю он ни разу не вспоминает о том человеке, банально нет ни времени, ни сил.

...

Вампир сидит на бортике фонтана, скрестив ноги, и смотрит в затянутую тиной мутную неподвижную воду.

На болотах можно было позволить себе действовать по воле момента, можно было позволить себе отказаться от собственных нужд в пользу сиюминутной необходимости не облажаться, не проиграть ощерившейся краденой Природе.

В Городе опасность обыденна, поэтому Митчеллу предоставляется выбор между нуждами тела и души.

Поддаться первому означает охоту.

Второму...

Обманчиво расслабленными движениями вампир подтягивает колени к груди и устраивает на них подбородок, заставляя желудок заткнуться.

...Человек.

Воспоминание о жидком – воздушном, невесомом – золоте заставляет его вздрогнуть. Он слишком давно не встречал живых.

«Живые» – это лишь термин, сложно воспринять его буквально, потому что даже те же самые големы, даже замотанные в бинты обитатели катакомб, даже призраки в Первой Библиотеке, черт побери, обладают каким-то разумом и языком.

«Живыми» Митчелл называет тех, кто меньше других измялся под колесами Города. Тех, кто сохранил в себе – свет – дней до Кражи. Смог не растерять его, не проиграть в карты, не обменять на пару капель меда, не поставить не на того в хорьковых боях, не забыть в постели шлюхи.

Нет, святых в Городе не осталось давно, нравы изменились, перековались под стать пустым газовым фонарям с грязными стеклами.

Но есть, есть – думал, что больше нет, но своими же глазами видел – те, кто не марается в лондонском тумане, не срастается с Городом. Играет по его правилам – потому что иначе просто не выжить – но как будто не совсем с ним, как будто не до конца всерьез.

Сколько лет тому человеку? Вряд ли сильно больше тридцати. Значит, он был еще маленьким ребенком, когда небо над Лондоном закрыла стая летучих мышей.

Может быть, он даже не помнит мир до Кражи. Но его душа помнит, и она сияет в комковатом мраке Лондона истинным солнечным золотом, звучит колоколом, вторящим имени Города – и опережающим его.

Вампир всю жизнь ненавидел жгучий небесный шар, но мягко-яростно-ликующий свет, источаемый человеком, завораживает его, перезвон завораживает его.

Даже воспоминание о нем словно слой за слоем снимает с Митчелла отпечатки Лондона, жжет живительными прикосновениями, вымывает из души едкую застарелую грязь.

В голове остается только одна гулкая, страстная мысль.

Сокровище.

Тот человек – сокровище. Возможно, последний живой во всем Городе.

Сияющий. Великолепный.

Как драгоценность, его хочется оберегать и хранить.

Поэтому, на самом деле, он прогнал волчьемордых. Поэтому, а не из-за голода.

И поэтому же сбежал потом.

Потому что сокровищу нельзя причинить вред. Но он видел кровь.

Живую кровь.

Внутри все сворачивается тугим ноющим жгутом при мысли о влажно блестевшей на виске полоске.

Он бы не сдержался. Он бы убил его. Или даже хуже, гораздо хуже.

Неужели больше никто не видит этого? Неужели все остальные настолько слепы? Настолько привыкли к буро-серо-черному, что не узнают золото?

Что, если кто-то дотянется до него, втопчет в лондонскую грязь последнее прикосновение света, поглотит искру?

Но Митчелл не может на это повлиять. Он не доверяет своему телу. Он голоден.

Бред какой-то...

За всю четверть века жизни в Павшем Лондоне он ни разу не встречал того человека, и вампир искренне надеется, что ему и впредь будет так же везти.

По крайней мере, ему кажется, что искренне.

[билли пилигрим]

Дорогой автор, немножечко запуталась в нумерации.
2.1/3 и 2.2/3
а первая часть что было?

[hobbit rpf anon]

тугое колечко мышц, первая часть - это вот здесь и следующее сообщение, тоже на два поста растянулось)

а2

[Unelias]

Ну что ж, замечательно и отлично! Я не знаю, какие хвалебные эпитеты применять, я еще с первой части покорена атмосферой и характерами. И кстати, самый "живой" здесь - Митчел)) Особенно человечный)
Жду-недождусь следующую часть)

[билли пилигрим]

Ок, вроде разобралась.
Спасибо за продолжение, автор 2

[little otter]

Автор 2, это так круто...
Образы, образы, образы в глазах. Вспышками. Совершенно потрясающая атмосфера и характер Митчелла.
И послевкусие такое приятное... Тот самый луч света в темном царстве.
Люблю я вас, дорогой автор

[~Иньянна~]

автор 2! вы прекрасны! хоть я и не смотрела Быть Человеком, и не играла в игру, по мотивам которой вы пишете, это совершенно не мешает мне наслаждаться вашим рассказом!
спасибо!

автор 1, у вас тоже замечательно выходит! надеюсь вы не забросите ваше исполнение

[hobbit rpf anon]

Unelias, спасибо) А вот саморефлексии, кстати, у него по этому поводу нет, интересно, к живым или неживым он себя относит)
тугое колечко мышц, благодарю :3 Извините за глюки, я честно не ожидал, что будет продолжение
little otter, спасибо ^_^ Надеюсь, удастся не запороть все нафиг в последней части)
~Иньянна~, о, спасибо огромное! БЧ я и так наверняка перевираю, потому что помню плохо, а вот игру местами эксплуатирую нещадно, это правда :с То, что Вам все равно нравится - это очень круто *_*

а2

[hobbit rpf anon]

...мать моя женщина
Это третья часть, и в ней пять тысяч слов. Чуть больше.

3.1/3

Митчелл отбрасывает от себя остывающее тело, и оно неуклюже валится на землю.

Он не выдержал. Он напал.

Вампир смотрит в остекленевшие глаза с вертикальными зрачками. Накатывает тошнота, и он протягивает руку и опускает чужие веки.

Кровь в желудке недовольно бурлит, раздражает изнутри, тревожит. Митчелл встает, покачиваясь, и делает шаг прочь из подворотни. Тело прятать смысла нет: констеблей в этих краях не бывает, а трупом больше, трупом меньше – какая разница?

Митчелл, оступаясь, идет по мостовой, в глазах все туманится и плывет. Двоится, троится растущий на стене бледный гриб, выхваченный из полумрака неверным взглядом.

Вампир смотрит на небо и, наверное, впервые не может определить по нему время. Оно меняет оттенок, пляшет, свивает облака; иногда среди них углями проглядывают редкие тусклые звезды.

Здесь нет ни солнца, ни луны, но звезды все равно есть.

Спазмом скручивает живот, Митчелл скулит от неожиданности и приседает, бережно обхватывая себя руками. Тише, тише...

Пожалуйста, только не это.

Его тошнит, но он переживет. Главное, что он сыт. Пожалуйста, только не надо снова.

На глаза наворачиваются злые слезы, пока Митчелл уговаривает свое тело не предавать его, не отвергать нелюдскую кровь. Он уже убил – мало ему страданий? Нужно, чтобы он убил зря?

Он медленно выпрямляется и смотрит вокруг, хватая ртом стылый воздух и стараясь не вертеть слишком сильно головой.

Нужно... куда-то деться. Переждать, совсем чуть-чуть. Должно стать легче. Должно должно должно

Митчелл делает неуверенный шаг вперед и в сторону, теряя равновесие, и случайный прохожий отшатывается от него. Вампира заносит в другую сторону, и он опирается рукой о стену. Внутри что-то толкается, и он машинально наклоняется над мостовой, чтобы не попасть на одежду.

Ничего не происходит. Толчки прекращаются, он осторожно отдирает себя от стены и идет дальше.

Где-то здесь была таверна

Каждый выдох отдается в теле болезненным, нездоровым холодом. Давно ему не становилось так плохо за столь короткий срок.

На улице оставаться нельзя. Опасно. Он сейчас не сможет за себя постоять.

Веки резко тяжелеют, и он останавливается на несколько секунд, покачиваясь. Потом продолжает путь.

Ну же, где она

Там можно будет забиться в угол и пересидеть. Подождать, пока уляжется. Залить чем-нибудь сверху.

Он судорожно сглатывает несколько раз, прижимает к шее ладонь.

Звуки... Смех. Разговоры.

Почти там, почти

Пожалуйста, только не

Он уже видит ярко освещенные окна в боковой стене таверны. Уже чувствует запахи. Уже почти может коснуться рукой каменной кладки...

В последний момент Митчелл задевает ногой вывороченный из мостовой булыжник, не успевает восстановить шаткое равновесие и падает набок, в сырую грязь.

Тело возмущается против такого обращения. Внутри поднимается волна.

Митчелл задыхается, зажимает рот рукой.

Его рвет чужой кровью.

...

Митчелл лежит на земле, свернувшись в клубок и вжавшись спиной в стену, и пламенно желает сдохнуть нахрен.

Осиновый кол, кто-нибудь?

Его все еще мутит. Вертикальная линия мостовой сгибается и извивается, от этого голова кружится еще сильнее, поэтому он закрывает глаза.

Знобит.

Нередко бывает, что его выворачивает после охоты, но обычно это происходит не так жестоко.

Он настолько обессилел от приступа, что даже пошевелиться не может. Если его кто-то заметит, он ничего не сможет сделать.

Митчелл уплывает.

...

– Опа! Это... Это же ты.

Митчелл с трудом разлепляет один глаз. Перед ним кожаные ботинки. Рядом – мешок. Где-то он этот мешок уже видел.

Осознание того, что голос ему тоже знаком, настигает его одеревенелый разум лишь секундой позже.

Человек.

– Живой? Ну-ка, давай, помогу.

Вампир зажмуривается и изо всех сил пытается избежать прикосновения. Теплые пальцы легко проводят по его лбу, и на миг кажется, что озноб отпускает. Из-за тяжелых облаков показывается солнечный луч.

– Как тебя развезло... Ну, давай.

Митчелл болезненно выдыхает. Если бы не пересохшее горло и отсутствие сил, это было бы стоном.

Отстань от меня, человек, отстань

Тот замирает, в воздухе повисает заметное напряжение. Митчелл снова разлепляет веки. Человек смотрит куда-то в сторону.

А, ну да. Туда, где он блевал.

– Это... Твоя кровь?

Митчелл шевелит губами, чувствуя на них засохшую корочку. Медленно качает головой.

Человек глубоко вздыхает, чешет заросшую щеку. Догадаться тут не сложно.

– Не говори мне, что и ты нелюдь.

В тоне нет ни удивления, ни раздражения, только дикая усталость.

А что ты хотел. Это же Лондон.

Человек поднимает его за плечи, помогает сесть и опереться спиной о стену. Камень приятно холодит голову.

– На.

Митчелл застывшим взглядом смотрит на флягу в руке человека. Моргает.

Хочется снова лечь.

– Совсем ослаб, что ли? – другая рука аккуратно ложится ему на затылок, поддерживая, и на язык тонкой струйкой льется вода, немного, буквально полтора глотка.

Что он делает? Зачем?

– Хотя да, мог бы догадаться, – закручивая крышку фляги, негромко говорит человек, как будто продолжает предыдущую мысль. – Но подумал, что примерещилось, когда у тебя глаза почернели. Так-то конечно, стал бы я обычным револьвером вампиру в грудь тыкать?

Митчелл прокашливается. Голос вроде вернулся.

Человек внимательно смотрит на него. Солнце светит где-то высоко в раннем ночном небе, едва дотягиваясь до Митчелла.

– Я тебя даже искал, знаешь.

Вампир приподнимает брови.

– Зачем?

…Удивительно, но это – первое, что он вообще ему сказал.

Человек прячет флягу в один из карманов на мешке, садится на колени. Поток золота становится чуть ближе. Чуть теплее.

– Нууу… Ты меня вроде как спас тогда от волков, – усмешка, – даже если это было сугубо для того, чтобы потом сожрать.

О, как ты одновременно близок и далек от правды.

– Хотел поблагодарить, что ли.

Что за чудак? Лондон – не богадельня, здесь не принято расшаркиваться. Урвал кусок – и драпай, пока не догнали. И как он жив-то до сих пор, с такими идеалами?

– Поблагодарил? Проваливай, – огрызается Митчелл. Поднимает невыносимо тяжелую ладонь и протирает лицо. Перед глазами снова начинают плясать красные голодные круги, бордовыми отметинами примешивается усталость.

Хочется выть. Как же все задолбало.

Вкрадчивым ритмом поглаживает голову мерный пульс сидящего напротив, и Митчелл страшно, страшно хочет есть – снова, даже сквозь тошноту – но он не может напасть на него – потому что не может, и потому что не хочет – поэтому пусть он свалит, пусть испарится, пусть перестанет сидеть здесь и истекать золотом, это слишком хорошо, слишком мучительно…

Поток сознания прерывает странный, чуть ли не жалобный звук. Митчелл с опозданием понимает, что сам издал его.

И с еще большим опозданием вспоминает, что этим всхлипом тело обычно предупреждает, что сейчас развалится.

Это больно, это ужасно больно – судорога, сведенные конечности, взрыв головной боли, взрыв всей боли, все тело – одна сплошная боль

Он что-то сипит, кажется, скрючивает пальцы, пусть прекратится пусть перестанет пожалуйста…

...Первое, что он видит, открыв глаза после того, как раздирающий приступ проходит – это взволнованное лицо склонившегося над ним человека.

– Что это была за хрень? – быстро говорит он. – Что за… хрень?! – озарение. – Это ты от голода так?

[hobbit rpf anon]

(ну и да, это исполнение 2) 3.2/3

Если яростно-мстительно рвущая его на куски адская тварь – это голод, то да, от голода. От него, родимого.

Митчелл пытается расправить сведенные плечи, выдыхает. Кивает.

– Дьявол, – хмурится человек, и он мысленно с ним соглашается. Дьявол и есть.

Устал. Скоро, наверное, будет еще один приступ, и обычно это неплохо мотивирует его на охоту, но сейчас хочется только лежать и не шевелиться. И чтобы долбаное солнце уже испарилось куда-нибудь, глазам же больно.

Почему до сих пор здесь? Сказал же.

Митчелл недовольно жмурится.

– Как вы это делаете?

Что?

Вампир открывает глаза и снизу вверх смотрит на человека. Тот расстегивает пуговицы пальто.

Серьезно, что происходит?

– Аа?

Тот притормаживает на секунду и закатывает глаза.

– Как вы это делаете, я спрашиваю. Ну. Пьете кровь, – снимает пальто, кладет его на мешок.

До уставшего Митчелла по холодному воздуху дотягивается запах человека. Зачем, зачем так дразнишь

– Не издевайся, а? – говорит он и морщится от того, насколько жалобно звучит его голос. Еще один предатель. Дайте уже коньки отбросить, не пляшите на могиле раньше времени, это невежливо.

– Я не издеваюсь, – серьезно говорит человек. – Считай это… ответной услугой, что ли. Тебе нужна кровь, я могу ее дать. В чем проблема?

Этот парень то ли умалишенный, то ли просто дурак. Подумаешь, вампир проделает в тебе пару новых дырочек, да с кем не бывает…

– Отвали, а?

Глупое, бестолковое светило.

Понятно, почему в Павшем Лондоне нет солнца. Оно было таким же глупым и бестолковым, и какой-нибудь нелюдь сожрал его, когда оно доверчиво и доблестно подставилось ему.

Человек снова закатывает глаза, повторяя движение всей головой.

– Заканчивай уже дурить, нет?

Не хочу я пить твою кровь. Безумно хочу, конечно. Но тебя хранить надо, а не убивать. Не знаешь, что ли, чем может закончиться вампирский обед?

Что-то меняется в позе человека, и Митчелл с удивлением смотрит, как тот нервно поводит плечами.

Ему страшно, но он идет на этот риск. То, что он делает – не безрассудная дурость. Это смелость.

...Еще большая дурость, другими словами.

Это человек, Митчелл. Настоящий, живой человек. И он предлагает тебе свою кровь. Неужели ты откажешься?

От королевских подарков не отказываются…

– Ты… не боишься, что я тебя..?

Человек мнется целую секунду, смотрит на свои сцепленные в замок руки. Боится, конечно.

– Ну, не подыхать же тебе.

Митчелл встречается взглядом с человеком, и что-то, объединяющее в себе честность, решимость – и… тепло? – перетекает из его глаз прямо в вампирскую душу, светлыми пятнами гладит, разглаживает, растворяет тени.

Митчелл отключает разум. Он слишком устал, чтобы думать.

– Ну так что? – человек сглатывает.

– Там… – словно во сне, Митчелл тянется плохо слушающейся рукой к запястью.

Распознав движение, человек отдергивает ладонь.

– Ой. Нет. Извини.

…Спасовал. Логично. Этого следовало ожидать. Удивительно только, что так быстро.

Наверное, мысли написаны сейчас на лице Митчелла, и, наверное, человек успешно считывает их – вместе с неуместным, будем честны, разочарованием.

– Нет, не в этом смысле! – поспешно объясняет он. – Просто... Не запястья. И так болят. Там ожоги.

Митчелл беспокойно щурится, шарит плывущим взглядом по рукам. Из-под манжет рубашки виднеются серые бинты.

Сокровищу был причинен вред. Светило зализывает раны, печально и мужественно глядя откуда-то из другого мира на свое здешнее воплощение.

– Как тебя угораздило?

Человек неловко улыбается.

– Ну... не стоило связываться с Посольством Ада, наверное?

Оба негромко смеются. Не стоило, действительно.

– Они… что… вербовали тебя, что ли? – Митчелл упрямо смаргивает багряные круги, силясь за ними увидеть в полутьме человека.

– Типа того, да, – отстраненно кивает тот, потом встряхивает головой и меняет тон на серьезный. – Ладно, хватит трепаться, давай ближе к делу. Что от меня требуется?

Эй, боги, если вы где-то там еще есть, оцените этот момент.

Митчелл с трудом ворочает мозгами, соображая.

– Лечь. Ляг, – он сам наконец принимает сидячее положение и с особым старанием следит за тем, чтобы его не увело куда-нибудь в сторону.

Человек с сомнением смотрит на перемазанную подозрительной жижей землю, после чего перекладывает свой мешок к стене, рядом с Митчеллом, на коленях подбирается к нему и ложится на спину, опираясь на него.

– Так нормально?

Вампир кивает и облизывает губы. Во рту снова пересохло, но теперь уже от предвкушения. И от неверия. Неужели это действительно происходит?

Человек сгибает ноги в коленях, с силой трет ладонями по поношенным брюкам. Волнуется.

Знал бы ты.

– Ну? – он поворачивает голову в сторону Митчелла и проводит языком по губам.

Тот наконец позволяет балансу нарушиться и практически роняет свое тело на человека, по диагонали ложась ему на живот и грудь.

Боже, какой теплый

Несколько секунд Митчелл лежит неподвижно, купаясь в этом тепле, жадно впитывая его, втягивая в себя, потом наконец вдыхает через уткнувшийся в рубашку нос, и – и голова отключается. Совсем.

Нужно было предупредить. Сказать, чтобы остановил, когда станет… не так.

Теперь уже поздно.

Митчелл снизу вверх крепко проводит руками по бокам и плечам, обхватывает их, подтягивает себя выше. Человек под ним мелко вздрагивает от прикосновений, каждым движением высекая золотые искры. Вампир судорожно вдыхает их, все больше пьянея от запаха и – ощущения и – это правда?

Митчелл вслепую нашаривает пальцами пуговицы рубашки, расстегивает их, обнажая грудь, и зарывается носом в то терпкое место, где шея переходит в плечо.

Человек снова дергается, на этот раз сильнее, руки наугад касаются его плеч, прошивая насквозь золотыми нитями. Митчелл подбирается и на пробу прикусывает покрытую редкими веснушками кожу, ищет подходящее место.

В короткой конвульсии тело человека содрогается, и Митчелл шипит, получив по затылку подбородком, руки теперь уже с каким-то отчаянием вцепляются в плечи – не прижимая и не отталкивая, но все же пытаясь контролировать.

Наверняка ему огромных усилий стоит вот так держаться, добровольно подставляться хищнику, игнорировать самые естественные вопли своего тела: спасайся! беги! не лежи так, сделай хоть что-нибудь!

Перестань его мучить. И себя заодно.

В глазах знакомо темнеет. Митчелл вонзает зубы.

[hobbit rpf anon]

3.3/3

Человек негромко вскрикивает и рвано дышит ртом, под вампиром вздымается грудная клетка; он чувствует, как тот опирается ступнями о землю и поднимает таз, бессознательно пытаясь вырваться, выкатиться, сбросить

А может, уже и сознательно тоже.

Вампир упивается жидким солнцем, оно обволакивает изнутри мягким облаком, заполняя его целиком.

Тихий стон. Хватка на плечах чуть ослабевает.

Человеческая кровь. Митчелл лижет ранку и приникает к ней снова, балдея от солоноватого вкуса. Человек наконец прекращает дергаться, и вампир удовлетворенно растекается по нему, устраивая голову на плече и обхватывая руками за пояс.

Живой. Теплый.

Руки отпускают плечи и бессильно шлепаются на землю.

Живой?

Нужно остановиться. Сейчас. Давай, нужно остановиться.

Перемазанная в крови морда не согласна. Она довольно щурится, но ей все равно мало, ей всегда мало

Пей дальше

Допивай

Допивай, Митчелл

Митчелл глотает текучий свет и кривится. Он же сам говорил…

Допивай

Нет.

Допивай

Нет!!!

Вампир протискивает между своими губами и раной ладонь, зажимая ее и перегораживая самому себе доступ, резко отворачивается, сползает с обмякшего человека. Меж пальцев вяло сочится, запах бьет прямо в мозг, но он не позволяет себе

Нельзя

Перестань

Допивай

Нет!

Он с силой сжимает чужое плечо, и человек снова стонет, вяло мотая головой, не приходя в сознание.

Жив. Живой.

Митчелл стягивает зубами перчатку на свободной руке, сминает ее в комок. Отлипает от ранки, чтобы скинуть вторую перчатку и оторвать одну из лямок мешка.

– Только не сдохни мне тут, – бормочет он, поднимая человека за плечи. Тот заваливается вперед, утыкаясь макушкой под подбородок. Митчелл получает возможность действовать обеими руками, после чего прижимает к плечу перчатки и закрепляет их на месте лямкой, пропустив ее под мышкой другой руки. Перевязка не идеальна, но он не то чтобы привык останавливать кровь у своих жертв.

Да только этот человек – не жертва. Он отплатил добром за... случайное добро.

Кто тогда? Чудак.

Жидкое золото растекается по венам живым огнем, и Митчелл без особого труда устраивает слабо светящееся даже на краю сознания солнце на плече, свободной рукой поднимает его мешок и пальто и наконец заходит в опустевшую таверну.

Тут есть скамьи. Это хорошо.

Хозяин мельком бросает на него взгляд и тут же отводит: не принято задавать вопросы, мало ли зачем перемазанный грязью клиент припер с собой не менее перемазанное (полу?)мертвое тело. Главное, чтоб платил за обслуживание и не оставлял за собой никаких трупов, остальное – его личное дело.

Митчелл выбирает стол у стены, поближе к пышущей жаром в предутренние часы кухне, бросает мешок в угол и осторожно сгружает человека на скамью. Тот слабо шевелится, но не открывает глаз.

Вампир демонстративно хлопает себя по карману с кошелем, и хозяин мгновенно оказывается рядом.

– Что угодно... господину? – взгляд старательно обводит по дуге лежащее на скамье тело.

– Горячее. Жидкое, – Митчелл задумывается. – Безалкогольное. Это ему, – кивает он на человека, и хозяин испускает тишайший вздох облегчения. – Мне – пива.

Вампир обходит скамью в раздумьях, наконец перелезает ее и устраивает голову и плечи человека у себя на коленях. С одной стороны, наверное, резоннее было бы не поднимать голову, а с другой – а ну грохнется?

Рукам не привычно без перчаток, и он скорее находит им занятие, застегивая обратно рубашку человека поверх повязки.

У того вздрагивают плечи, и Митчелл запоздало вспоминает про пальто, неуклюже изгибается, чтобы дотянуться до него, не вставая, и укрывает человека одеждой.

Он бережно кладет ладонь на мерно вздымающуюся грудь, свет сочится сквозь колючую ткань, и внутри у него все буквально заходится во внезапном приступе необъяснимой нежности к нелепому, безбашенному светилу. Что странно, на самом деле – солнце солнцем, но по сути обе их встречи проходили при весьма... неординарных обстоятельствах, а связующим звеном является тот факт, что в желудке Митчелла теплой волной плещется литр его крови. И все равно...

Беречь и хранить.

Да только мне ли?

Вскоре хозяин приносит тарелку чего-то, похожего на суп, и кружку пива. Митчелл отодвигает алкоголь в сторону и склоняется над мутной дымящейся жидкостью, принюхиваясь. Капуста. Грибы. Немного рыбы. Ладно, сойдет.

Вампир переставляет посуду подальше от края стола – на всякий случай – и склоняется над человеком, легко касаясь мерцающих волос.

– Эй... – зовет он и озадаченно хмурится, когда понимает, что до сих пор даже не знает его имени.

– Давай, поднимайся, – говорит он неожиданно мягко, проводя ладонями по плечам. Человек мычит и поворачивает лицо на голос.

Вампир вздыхает.

– Ну? Хватит уже.

Человек медленно открывает глаза и моргает, глядя в потолок, потом переводит взгляд на Митчелла.

Тот словно повторно упивается его кровью, глядя в – оказывается, светлые – глаза. Светлые, как... небо в шесть утра ранней осенью, пожалуй. И еще как лунные жемчужины, которыми платишь за вход на карнавал Миссис Пленти.

Попал ты, Митчелл. Попал и пропал. На то, чтобы выкупить себя, тебе не хватит всего жемчуга Нижнего Моря, нечего даже пытаться отдать долги.

Уже по-хозяйски устроившемуся в его голове эху человеческого пульса вторят карнавальные фанфары. Посетите анатомический театр! Сегодня в программе: чудеса вампирского тела, вид изнутри. За дополнительную плату сможете сами заглянуть в его сердце, собственным скальпелем каждого желающего снабдит Доктор Дайс.

Да только сердце-то мертвое. Не боитесь надувать публику, сэр?

Существо в остроклювой маске поворачивает прорези глаз, какофония фанфар сливается в единый бурлящий поток.

...Мертвое ли?

– ...сать.

Митчелл моргает, возвращаясь к реальности. Светлые глаза изучают его с едва заметным пристальным весельем.

– Аа?

– Говорю, как только перестанешь зависать, я бы хотел попробовать подняться.

– Ну так поднимайся, я-то что, – ворчит вампир и поспешно убирает руку с груди. Человек садится, придерживая пальто, и неловко набрасывает его на плечи. Со стороны Митчелла пальто норовит сползти, и тот поправляет его аккуратным сухим движением.

– Надеюсь, есть-то ты сам в состоянии, – хмурится вампир. Человек безучастно смотрит на тарелку, потом протягивает руку и ойкает.

За повязку потянул.

– Аккуратнее там.

– Понял уже, – человек другой рукой пододвигает к себе тарелку, берет ложку и начинает есть.

На загривке Митчелла начинает зарождаться раздражение. Что он возится здесь с этим умалишенным, кормит, пальто поправляет? Что он, ребенок, что ли? Не ребенок, да и лондонские оборванцы порой постарше взрослых могут быть.

Забылся, Митчелл? Весь жемчуг Нижнего Моря, весь. Прибавь к этому весь нефрит, что найдешь в катакомбах, да сверху насыпь ржавого крысиного золота.

И все равно будет мало.

Не потому, что ты бесценен. Ты не бесценен.

Не ты.

Митчелл затыкает голос, поливая его пивом, пока человек ест. Вскоре тот, обессилев, облокачивается на вампира плечом. Он не возражает.

Ему бы сейчас встать и уйти, и больше никогда, ни за что и никаким образом не сталкиваться с этим человеком. Раньше удавалось, удастся и впредь. Лондон – большой город. Обходить за милю чертово сияние Митчелл вполне способен.

Но он сидит, и смотрит, как человек поглощает суп, постепенно приходя в себя, и протирает потом след собственного укуса (странно, что он уже почти перестал кровоточить. Так должно быть? Ему неизвестно) разведенным спиртом, что принес хозяин, и расплачивается за них обоих.

Когда они выходят из таверны в скрипучую утреннюю сырость, Митчелл взваливает на себя мешок, вешая его на плечо за оставшуюся лямку.

Я подожду, пока он не будет крепко стоять на ногах. Потом испарюсь.

Он даже верит в эту мысль.

…

– Чем ты занимаешься? – спрашивает человек после нескольких безмолвных минут.

Болтать? Ладно, давай поболтаем.

– Выживаю. Чем еще можно заниматься в Лондоне?

Человек улыбается, пинает камушек носком ботинка. Тот с плеском проваливается в решетку канализации.

– Значит, чем придется?

– Угу, – кивает Митчелл. – Много, чем. Продаю. Покупаю. Работаю проводником. Играю. Краду. Вывожу крыс.

– Опа, правда? Эти сволочи меня достали уже. Соседкин кот отказывается с ними справляться. Знаешь, такой, из лысых, со странной улыбкой?

– Кошками бороться бесполезно, – со знанием дела фыркает Митчелл, – что сделает одна кошка против крысиной стаи?

– А как ты справился со своими? – бессмысленно даже уточнять, были ли у него крысы – каждый когда-нибудь переживал их нашествие на жилище.

Митчелл улыбается при воспоминании о своих злоключениях и рассказывает историю о вампирской отраве и плате за противоядие – в золоте и уговоре немедленно очистить территорию.

– Мда, может, они к нам после этого переселились? – хмыкает человек по окончании рассказа.

– А где ты живешь?

Человек искоса бросает на него взгляд.

– Флитвэй.

– Флитвэй – дыра! – цыкает Митчелл. – Как тебя угораздило?

– Да не выбирал особо. Помнишь историю с кровавыми стенами?

Митчелл кивает. Такое сложно забыть. Год назад по Городу прокатилась волна кошмаров. Жертвы жаловались, что им снились горевшие стены с надписями кровью. И голоса, звавшие из трещин в тех стенах. Жаловались, потом плакали, потом сходили с ума. Вскоре после этого сгорел целый район в северной части Лондона. Почему, так и не стало известно, но молва сложила два и два и заявила: кровавые стены.

– Я тогда жил на Нордспак, – продолжает человек. – Так что... Ну да.

Митчелла передергивает. Нордспак – улица на самой границе сгоревшей части.

– И прежде чем ты спросишь – если спросишь, конечно, – нет, стены мне не снились. У меня на то есть свои кошмары, – человек пожимает плечами, и его взгляд на миг стекленеет. Митчелл хмурится, в груди ворочается непонятное неудобное чувство. – Так вот, – говорит человек уже более легким голосом. – С тех пор я и живу у Миссис Фокс, снимаю комнату.

[hobbit rpf anon]

3.4/3

Вампир ухмыляется и выпаливает прежде, чем успевает подумать:

– Очаровал ее своей неземной красотой?

Человек громко смеется, бросая в его сторону странный взгляд.

– Не совсем... Скорее тогда уж выпивкой. Она страшная пьяница, так что я плачу ей в бутылках виски. Я тебе как-нибудь расскажу ту феерическую историю, как я посеял ключи и не мог попасть в дом.

Митчелла колет в затылок та легкость, с которой человек, похоже, включил его в свое будущее. Вот так вот запросто. «Я тебе как-нибудь расскажу».

Вампир отмахивается от мысли.

– Ты так и не сказал, чем сам занимаешься.

– Да тем же самым, – пожимает плечами человек. – Хотя не знаю, как ты, а я больше по информации. Выясняю, что у кого происходит, держу в курсе событий тех, кого надо. Связующий, если хочешь. Еще зверье люблю, мне часто животными платят. Бывает, полезные твари попадаются.

– Уу, тогда тебе стоило бы увидеть эту хренотень, которая у меня посреди кухни растет! – смеется Митчелл – снова прежде, чем понимает, что делает. – Огромная зеленая штукенция, скоро бутон раскроется. Подозреваю, правда, что там окажутся зубы.

Что ты делаешь? Ты только что действительно подумал, как круто было бы однажды показать ему твой дом.

Увяз, Митчелл? Дергай крылышками, дергай.

Кроме липкого тумана, вампиру нечем на сей раз залить этот голос.

И он вынужден признать. Ему слишком легко с этим человеком. Опасно легко. Опасно спокойно, удобно и привычно, как не бывало уже давно. Опасно безопасно.

Очнись. Ты пил его кровь.

Ты не убил его, нет, но никакого права тебе это не дает.

Митчелл хмурится и перевешивает мешок на другое плечо, незаметно оценивая поступь человека. Неровная, неуверенная. Медленная.

Он здорово подозревает, что сейчас надеется, что это нескоро изменится, но предпочитает сделать вид, будто ему удалось себя обмануть.

…

– Как тебя зовут?

Вопрос настолько застает вампира врасплох, что тот останавливается посреди тротуара (ругнувшись и задев плечом, его обходит кто-то в плаще с поднятым воротником и раздвоенным хвостом, метущим грязную землю из-под полы одежды).

Чуть отставший человек в два шага догоняет его и широко и удивленно улыбается.

– Прикинь? Я тоже только сейчас это понял.

Вампир неловко дергает уголком рта в ответ. Действительно.

– Митчелл.

Он уже заранее готов скривиться, прочитав выражение лица человека: странное имя – не очень похоже на имя – да и на прозвище не похоже – может, тогда фамилия – ах, стоп, это ж нелюдь – ну да, мало ли, какие еще странности у них бывают.

Но ничего этого нет. Человек только коротко кивает и немного дергано протягивает руку.

– Дин.

На мгновение Митчеллу кажется, что он слышит, как где-то в центре города, стряхивая с себя паутину и пыль, один раз ударяет колокол часов, замерших двадцать шесть с половиной лет назад.

Дин

Он почти видит облако в панике снимающихся с него летучих мышей и пробивающееся сквозь это облако сонное лукавое солнце, всю ночь не сходившее с задымленного небосвода.

Дин

Митчелл сжимает зубы и сдвигает брови, подчеркнуто сурово глядя на протянутую ладонь. Человек – Дин, это Дин – ждет еще пару секунд, после чего опускает руку и шагает дальше. Улыбка сменяется на виноватую и быстро гаснет.

Митчелл чувствует себя отвратительно.

…

Сзади их настигает тихий булькающий звук, и прежде, чем Митчелл успевает среагировать разумом, его тело уже разворачивается на сто восемьдесят градусов и смещается в сторону – как будто..?

Как будто желая загородить Дина. Вот придурок.

Следом за ними – теперь уже просто к ним, остановившимся, – шаркая непослушными ногами, почти по воздуху плывет утопленник с бледно-синим лицом и пустыми глазами. Спутанные влажные волосы тянут за собой языки тумана.

У Павшего Лондона сложные отношения со смертью. Иногда говорят даже, что здесь нельзя умереть.

Митчелл от всей души верит в смерть, потому что иначе страшно подумать, сколько обескровленных им недотрупов шатается сейчас по Городу.

Но некоторые не верят. Или не помнят, как умерли, и потому не считают себя умершими. Утопленники – из таких.

Митчелл не любит утопленников, не любит их странную не-жизнь – еще более не-жизнь, чем то, что ведет он. Не доверяет им, пусть даже они и кажутся безобидными.

Дин то ли не замечает его порыва, то ли делает вид, что не замечает.

– Мне жаль их, – говорит он, провожая взглядом неровно плывущего дальше по улице утопленника. Серый туман окутывает опухшее тело клубами, как будто солнечные лучи сушат выцветшую одежду, обращая воду в пар.

– Почему?

Дин переводит на него тот же взгляд, которым сейчас смотрел на прохожего, и Митчелл давит желание поежиться от невыносимой, неизбывной грусти.

– Просто… Ну… – он дергает головой в сторону: «Пошли дальше?», Митчелл согласно кивает, и они, не сговариваясь, переходят на другую сторону полупустой улицы. – Я понимаю их. В некотором роде. Что такое тонуть.

Туман как будто сгущается на короткий миг вокруг вампира, пока тот пытается осмыслить сказанное.

Дин говорит о кошмарах.

[hobbit rpf anon]

3.5/3, окончание

– Тебе… снилось что-то такое? – неуверенно спрашивает он. Об этом не принято говорить, об этом не принято спрашивать.

– Снилось, – соглашается человек. – И снится. Как будто я тону в соленой воде. Иногда в пресной, но чаще в соленой, – он поводит плечами и щурится, глядя куда-то вперед. – Как будто, знаешь, как будто корабль потерпел крушение, и все уже утонули, а я пытаюсь держаться на поверхности, но черные волны захлестывают меня, и мне все реже удается вдохнуть. А потом я совсем ухожу под воду и до последнего смотрю, как над головой гаснет блеклый свет, – голос Дина становится все тише и тише и наконец замирает. Тишину делит на части только звук их шагов.

У Митчелла что-то холодеет в горле и груди, когда рассказ Дина дергает его за нутро, таща наружу погребенные воспоминания.

В Лондоне с неожиданным для него уважением относятся к страшным снам – пожалуй, с большим уважением, чем к чему бы то ни было еще. Говорить о кошмарах означает делиться сокровенным, таким, о чем не потреплешься за стаканом спиртного в «Мандрагоре» или «Кулаке».

Готов платить тем же, Митчелл?

К тихому колокольному звону присоединяются – на грани слышимости – фанфары Миссис Пленти.

– Я... Мне тоже снилось такое, – вампир сглатывает. – Но давно. И не очень долго.

А дальше? Клювастая белая маска считает блестящий жемчуг, перекатывая его в затянутых в перчатки цепких руках.

– Сейчас мне обычно снится гроза, – он щурится, выхватывая в тумане ковыляющую впереди фигуру утопленника. – Как будто я стою в поле, и вот-вот хлынет ливень. И у меня есть выбор: остаться под дождем или со всех ног бежать в лес и прятаться там.

– И что ты делаешь? – негромко спрашивает Дин, потирая плечо.

– По-разному, – отвечает вампир после значительной паузы. Перед глазами мелькают картинки множества взбудораженных ночей. – Ничем хорошим это не кончается. В любом случае.

Над ними снова повисает сначала неровно раздробленная, а затем разделенная на двоих тишина. Где-то далеко слышится звон разбитого стекла, вялая ругань и кошачий крик. Город просыпается.

Митчелл в очередной раз смотрит на покрывающееся ржавчиной небо.

– Шесть утра.

– Мм? О, кстати, стой, – Дин обходит послушно тормозящего Митчелла. – Да не вертись ты! – цыкает он, когда вампир машинально пытается повернуться и посмотреть.

По звуку он догадывается, что человек лезет в какой-то из карманов на мешке. Звон цепочки.

– Вот, держи, – в подставленную ладонь ложится предмет, и Митчелл сразу узнает его: те самые часы, которые он украл в ночь их первой встречи. – Думал вернуть, если увижу тебя.

Он нажимает на скобку, и золоченая крышка откидывается. Шестеренки под замершими стрелками ловят утренний свет, по стеклу расходится паутина трещин.

– Я… Я не знаю, стекло такое было раньше или от падения разбилось, но, в общем, вот, – человек переминается с ноги на ногу.

– Я и сам не знаю, – заговорщицки улыбается Митчелл в ответ на недоумевающий взгляд. – Не мои. Спер.

«И я не ношу часы», – хочет добавить он, но вместо этого прячет их за пазуху. Нагретая мимолетным прикосновением Дина крышка растопляет что-то в груди.

Сентиментальная же ты тварь. И когда успел стать таким?

…

– Так, ну хватит, отсюда я уже сам дойду, – останавливается на очередном перекрестке человек. – Давай сюда мешок.

Митчелла как будто ударяет по голове что-то очень тяжелое.

Нет, подожди.

Еще рано.

Я еще не хочу.

…Не хочу?

Он шикает на суетливый гомон мыслей и лишь хитро улыбается, снимая мешок с плеча.

– Береги себя, живой. Не попадайся больше собакам.

И таким, как я, больше не попадайся. Пожалуйста, Дин.

Мерцающий между ними воздух едва заметно вибрирует в звоне.

– «Живой»? – поднимает брови человек. – Говоришь так, как будто сам мертв.

Нуу… Если логически…

Митчелл уже почти возражает, но зрачки светлых глаз, не отрываясь, следят за его лицом, и сверху, вокруг, отовсюду проливается мягкое солнце.

Дин понимает.

Неизвестно, почему, но он понимает, понимает, какой смысл он вкладывает в слово «живой».

Митчелл почти панически обыскивает его лицо, ищет знак, ищет подсказку, практически цепляется за него взглядом…

Держи меня! Человек...

Дин мягко улыбается ему – отпуская, размораживая, прощая, в конце концов – и неуверенно, словно впервые, наугад, с озорным любопытством поднимает глаза вверх.

– Время… к восьми, как считаешь?

Забрасывает мешок на здоровое плечо, сует вторую руку в карман и уходит вперед, постепенно занавешиваясь от вампира разведенной туманной дымкой. Просто так, берет – и уходит, как будто это вообще ничего не значит, как будто то, что их пути расходятся, не означает ровным счетом ничего.

А Митчелл стоит, как последний дурак, и смотрит ему вслед. Металл греет грудь, последние отблески солнца путаются в волосах, мостовая подрагивает в резонансе с неслышными колоколами.

Мимо него, чиркая по колену хвостом, прошмыгивает пестрая тощая кошка, и он выходит из транса, и его озаряет.

Что кульминация – что бы она ни значила и какой бы сюжет не сплетала для них двоих – произошла раньше, раньше – когда он разорвал зубами нежную кожу, или когда револьвер ткнулся ему в ребра, или когда он уронил часы, бросившись на волчьеголовых.

Приговор – уговор – договор – был подписан. Тогда.

А все остальное – пальто, еда, спирт, ходьба, разговоры, крысы и кошмары – все это – лишь – запечатывание письма. Сургуч въедается в бумагу, сложенный листок летит в огонь яростных солнечных лучей, обнимает их и вспыхивает ярко-алым.

Митчелл запрокидывает голову и смотрит, как в скомканном воздухе разлетается горячий пепел. Дождавшись, пока тот растворится, он пожимает плечами, засовывает руки в карманы и отправляется восвояси. Впереди очередной длинный лондонский день, и пространство вокруг, упустив Дина, уже начинает погружаться в привычный неизменный мрак.

Конечно, Митчелл будет убеждать себя, что все это ерунда – все, что произошло, все, что он там себе надумал, все, что нашептало ему подсознание.

Он будет говорить себе, что никогда не увидит Дина и не заговорит с ним. Что не спросит его, помнит ли он жизнь до Падения. Не спросит о его увлечениях, о том, что ему нравится и что ему не нравится. Не спросит, что стало с его семьей. Не пройдет все те дурацкие этапы, когда два существа оказываются рядом и узнают друг друга. И что он никогда – никогда – больше не переживет момент близости со своей неудавшейся жертвой. Ни в каком виде.

Конечно, он ошибется. И поймет, что ошибся, всего через пару ночей после их расставания, когда внезапно появившееся солнце разгонит грозовые тучи над скорбно застывшим полем и коснется его лица.


Конец.

[hobbit rpf anon]

– Не говори мне, что и ты нелюдь.
А, что ты хотел? Это же Лондон
Очень здорвенская фраза, готов любить вас за нее и концовку
З.

[Kyokka Suigetsu]

Автор 2...я просто выпала в астрал, забыла, что надо бы спать в 4 утра, да какое там, забыла, что надо дышать...
это офигенно прекрасно!!!

[little otter]

Сентиментальная же ты тварь.

Вот да... почти заплакал.

Мой нежно любимый автор, что ж ты... со мной делаешь?
Я ненавижу эти моменты, когда слова просто исчезают, и ты хочешь накрыть человека цунами своих эмоций, а вместо этого выдавливаются какие-то кроткие сухие фразы.
Кстати о них. Я обожаю твои короткие предложения. Они так и хлещут.
Меня все это чтиво заставляет вспомнить дорогих сердцу Кинга и Паланика. Автор где-то в глубине души тоже сверходаренный псих? Это самый масштабный комплимент с моей стороны )
Весь отрывок читался на одном дыхании. И я успела столько всего прочувствовать и пережить...
Это прекрасно! Спасибо!

[Ленивый скунс]

Автор-)))) ! я, кажется, вас люблю.
очень хочется написать внятный отзыв, но после такого яркого текста и плевать, что всего два цвета, и да, это не черно-белый особенно четко осознаешь, что электронная клинопись безлика

спасибо огромное-))