hobbit rpf anon, автор, я очень вас жду потребность Дина услышать от Эйдана, например, что ему идёт эта самая борода а, ну я неправильно прочитал, извините )))
Простите за задержку, реал всё-таки предсказуемо навалился. Приятного прочтения!
Исполнение 2, часть 2/? 1280 словПока их несомненно великий и всеми уважаемый режиссёр проходится по разъяснению завтрашнего массового эпизода, Дин честно старается слушать. Хоть Фили, как и его брат, в этой сцене появляются только поначалу и оно уже обговорено, О’Горман не торопится уйти – раз Джексон собрал всех, значит, так нужно. Но по прошествии пятнадцати минут он понимает, что слушать внимательно не удаётся и всё внимание привлекает сидящий совсем рядом Эйдан, то и дело вертящийся по сторонам и будто выполняющий задачу «не просидеть без движения и полминуты». - Эй, сиди спокойно, - едва слышно шепчет Дин, специально дотягиваясь до уха Тёрнера и для верности легонько тыкая его локтём в бок. Тот вздрагивает, резко поворачивает голову и ошалело хлопает глазами, будто совсем забыл о сидящем рядом напарнике, да и вообще, обо всём происходящем. – Ты чего? - Ээ… задумался, - растерянно улыбается Тёрнер, старательно отводя взгляд, и конечно Дин это замечает. Но конечно ничего по этому поводу не говорит и просто кивает, надеясь, что вертеться тот перестанет. А в голове с противным параноидальным скрежетом рождается мысль, что Эйдан знает. О’Горман нервно сцепляет пальцы в замок и старается следить только за объяснениями режиссёра.
После недельного отпуска что-то изменилось, но Дин пока ещё не может понять, что. Может быть потому, что метаморфозы произошли не с ним, а может и потому, что в тайне считает все эти свои подозрения порождением напрасной надежды. Потому что не может Эйдан смотреть так – будто ощупывая его лицо и совсем забывая смотреть в глаза, и даже если может (О’Горман всё чаще в этом убеждается, мысленно взвывая и умоляя прекратить), то это совсем не означает всё то, что возникает в его больном воображении. Дело совсем в другом, наверняка в каком-то проколе Дина, и думать об этом оказывается ещё хуже, поэтому он очень старается отбросить ненужные мысли и списать всё на обычную паранойю. Но всё чаще и чаще он ловит на себе пугающе задумчивый взгляд Эйдана – и от этого к горлу подкатывает ком. Ведь если друг догадался о тщательно скрываемых чувствах, то ничего хорошего можно уже не ждать: для того, чтобы надеяться на взаимность Дин был слишком большим реалистом и самую малость циником. Это поначалу он не мог держать себя в руках, зато сейчас научился не смотреть слишком пристально, заталкивать накатывающее наваждение поглубже и искренне подставлять напарнику дружеское плечо. Потому что он совсем не был уверен, что после исчезновения Тёрнера из его жизни сможет снова стать прежним собой. Но вот, О’Горман в очередной раз чувствует спиной знакомое тянущее ощущение и, обернувшись, уверяется в своих догадках. Эйдан, сидящий у бара рядом с Мактавишем, как ни в чём не бывало кивает, а Дин нервно сжимает кружку с безалкогольным пивом и думает о том, что нужно взять у Джеймса что-нибудь покрепче, истинно ирландского и убирающего в хлам. В этот день Дин напивается довольно ощутимо, но всё-таки не позволяет себе расслабиться до конца, потому что самоконтроль – это всё, что его спасает от слишком желанной ошибки. Но всё-таки он не может отказать заботливому Эйдану и позволяет довести себя до трейлера, болезненно упиваясь ощущением близости долговязого тела. Уже потом, когда Тёрнер, аккуратно стащив с Дина кроссовки и уложив на кровать, желает ему спокойной ночи и уходит, он утыкается носом в подушку и в бешенстве бьёт кулаком по матрасу. Изо всех оставшихся сил О’Горман старается отогнать от себя мысли о крепко придерживающих за талию мужских руках, чуть-чуть отдающем пивом тёплом дыхании на щеке, когда Эйдан специально наклонялся пониже для удобства, и тщательно отводимом взгляде. Он честно пытается не думать о Тёрнере, выкинуть ко всем чертям его образ из головы, но в который раз это ему не удаётся. Дин только бессильно стонет в подушку и даёт волю воображению. Эйдан весь состоит из чуть сглаженных углов – даже улыбка его острая, уверенная, однозначная. Едва ли не больше всего Дину в нём нравятся руки – загоревшие от пристрастия Тёрнера к рубашкам и футболкам с коротким рукавом, длинные и в меру накачанные, покрытые тёмными мягкими волосками. Последнее для О’Гормана вообще стало чем-то сродни помешательству, от которого не знаешь куда деться: густая растительность Эйдана сводит с ума, заставляя домысливать и фантазировать. Постоянно выглядывающие из-под рубашки, не застёгнутой на пару верхних пуговиц, курчавые обильные волосы раз за разом заставляют его вспоминать о поджаром стройном теле, которое он видит периодически во время примерок перед съёмками, и открещиваться от мыслей о том, как чертовски здорово было бы заснуть на этой груди после шикарного секса. Не менее волосатые ноги Дин мог наблюдать, когда Тёрнер щеголял в шортах, и ему оставалось только сжимать зубы посильнее да отбрасывать прочие непристойные мысли, навязчиво заполняющие его голову. Почти постоянная щетина на щеках напарника тоже странным образом возбуждала и раз за разом думая об этом, О’Горман удивлялся, как могли ему всю жизнь нравиться девушки. С другой стороны, растительность на теле, например, того же Грэма не вызывала никаких эмоций и Дин вынужден был признать, что всё дело именно в Эйдане. Эйдан удивительно красив со своими затягивающими кофейными глазами, бровями вразлёт, практически не сходящей с губ улыбкой и вечно растрёпанными кудряшками, но дело не только во внешности. Дин испытывает странную нежность к очаровательной непосредственности напарника, его удивительной жизнерадостности и скрываемому за ней уму, заразительному смеху и умению разрядить обстановку. Он согласен терпеть чрезмерную болтливость и любовь ко всеобщему вниманию, искреннюю детскую уверенность в том, что его невозможно не любить (и очень часто О’Горман думает о том, что так и есть). «Вот только жаль, что это нахрен не нужно», - зло думает Дин и проваливается в сон, глубокий и долгий только благодаря выпитому спиртному.
Дин долго всматривается в зеркало, пытаясь понять, что же с ним в последнее время не так. А вдруг у него на лбу написано «Я хочу Эйдана Тёрнера!», а он и не заметил? Но лоб ожидаемо чист, и на нём абсолютно точно не проступает никаких букв, да и глаза его точно не загораются сердечками при виде напарника, как в американских мультфильмах. Думая об этом, О’Горман чувствует себя ещё большим идиотом, чем он кажется себе в последнее время, и показывает своему отражению средний палец, как бы подтверждая свою теорию. Немного подумав, Дин берёт с полки пену для бритья и вертит флакончик в руке: борода уже совсем отросла и пора бы её укоротить, но сегодня ему хочется радикальных решений. Подойти и признаться в своих чувствах Эйдану не вариант, поэтому он берёт с полки бритву и криво улыбается отражению. «Хренов радикал, ха». Белая пена равномерно распределяется по подбородку, щекам и чуть-чуть шее – Дин медлит, задумчиво оглаживая пальцами бороду. В голову приходит образ ошалевшего Эйдана, когда тот только вернулся на съёмки и впервые увидел его таким, и О’Горман не может сдержать улыбку. Почему такая обычная вещь вызвала у напарника столь бурную реакцию понять он так и не смог, тем более Тёрнер периодически и сам щеголял даже в более заросшем виде, но смешно было до сих пор. И вместе с тем в голове и так и эдак крутится мысль о том, что именно с того момента всё пошло наперекосяк. Этот вывод кажется ему глупым и нелогичным настолько, что Дин громко язвительно фыркает и уверенней берётся за бритву, желая доказать, что ничего со сменой имиджа не изменится.
И глядя на мгновенно меняющего настроение лицо Тёрнера – сначала удивлённо-растерянное, потом светящееся едва сдерживаемым счастьем, а затем вдруг огорчённое и задумчивое, Дин окончательно запутывается в происходящем. Эйдан всегда казался ему понятным и простым, сродни открытой книге, но выясняется, что эта книга написана на кхуздуле, который О’Горман ничерта не знает. «Ду Бекар», - мрачно проносится в голове Дина единственное, что он помнит на гномьем языке. Отчаянно хочется прижать возмутительно загадочного невыспавшегося Тёрнера к ближайшей вертикальной поверхности, при этом хорошенько его приложив, чтобы стереть непонятные эмоции из тёмных глаз. А потом вцепиться пальцами в торчащие во все стороны вихры на затылке, заставить наклониться эту каланчу пониже и хоть на секунду прижаться к пухлым губам. Дин кое-как заставляет себя улыбнуться и говорит что-то о погоде. Как будто он вообще видит, что происходит вокруг.
Любопытство и жажда новых знаний делают жизнь совершено восхитительной
Вааааа!!!! ___ любить автора! Взгляд со стороны Дина бесценнен особенно понравилось описание смены эмоций на лице Эйдана в предпоследнем абзаце, прям так и увидела весь этот праздник мимики =D
Человек - это не животный вид, а образ мышления (Being Human)
Автор, мы вас ждали )))) Все очень круто, аняня! Особенно доставило описание отношения Дина к растительности на теле Эйдана, потому что... ну как с меня и ещё половины фандома писано Спасибо, что продолжаете!
вввввяяяяяяяяя автор вернууууууулся!!!!!!!!! Спасибо, что ждали! насовсем точно не пропаду, не переживайте))
Nastix M. Scarhl, спасибо :З и я тоже дико люблю мимику Эйдана - мгновенная такая, яркая и отчётливая.
little otter, спасибо, очень приятно знать) ну как с меня и ещё половины фандома писано и я в той половине и как обладательница "пушистого" мужчины могу сказать - не зря, чертовски приятный фетиш
автордва меня просто уносит это так хорошо, так мило раньше вот я к волосатости отрицательно относилась, сейчас же АААААХХХХХХ :333 ой, лучей волосатости всем за мой счет! ;з
Всем-всем-всем огромное спасибо, мне очень приятно и хорошо Дорогой заказчик, простите протерявшегося автора - завал, неписец и фиг знает что, но чёрт с ними с оправданиями, я прнс ))
Исполнение 2, часть 3/? 1209 словРаз за разом Тёрнер чувствует непреодолимое желание приложиться головой о стену, лишь бы не зависать при одном только виде Дина и не чувствовать знакомую тяжесть внизу живота. И если гномий костюм отлично скрывал проявления «дружеских» чувств, то любимые джинсы оказались для такого тесноваты и он не нашёл выхода лучше, чем выудить из гардероба самые большие и растянутые футболки, коих оказалось будто по закону подлости мало. Выход, конечно, так себе, но лучшего не придумалось – самоконтроль давно уже дал сбой, как и неожиданно сдвинувшийся набекрень разум. К слову, разум никогда не был сильной стороной Эйдана – его часто заносит, подхлёстывает эмоциями, но такой подставы к тридцати годам он точно не ждал. Втюриться, как полный придурок, в собственного напарника, который ниже на пол головы, без сисек, со светлой щетиной на щеках (о бороде Тёрнер вообще старался не думать при свете дня), и изводить самого себя желаниями голубого оттенка – на это он, как оказалось, очень даже способен. Но глядя на подтянутую и прямо-таки неприлично округлую задницу напарника, Эйдан перестаёт удивляться и признаёт, что стать ради такого геем совсем не против. Вот только интересоваться, что думает по этому поводу Дин, совершенно не хочется. Эйдану хотелось бы отдалиться от друга на безопасное расстояние, вот только нельзя недооценивать силу привычки: ему слишком комфортно находиться рядом с Дином, ощущать его молчаливую поддержку и крепкое плечо, быть адресантом его улыбок и острых, понятных только двоим, шуток. И он бы хотел продолжать называть это всё только «привычкой», если бы мог так долго заниматься самообманом, а сердце предательски не выстукивало совсем другие определения. Держаться подальше от О’Гормана непросто ещё и потому, что тот сам постоянно оказывается рядом. И если раньше обычная просьба поправить усы Фили Эйдана ничуть не смущала, то теперь он испытывал едва ли не желание провалиться сквозь землю, только бы не смотреть на губы напарника и тем более не касаться лица, пусть оно и загримировано толстым слоем штукатурки. Но конечно пропасть не разверзалась под ним, и Тёрнер, криво улыбаясь, на расстоянии вытянутой руки с горем пополам приклеивал эти чёртовы усы, неловко прижимая их пальцами и усердно глядя только на болтающиеся на косичках бусины. И мысленно проклинал Дина за то, что тот привык просить о таких мелочах Эйдана, а не специально предназначенного для этого гримёра. Впрочем, Тёрнер и сам зачастую уповает на помощь О’Гормана и, повинуясь дурацкой привычке, сначала просит его о чём-то, а потом уже думает. - Дино, поправь пожалуйста, задрало уже, - без задней мысли проговаривает Тёрнер, воюющий с растрепавшимся париком. Прядь свисает прямо возле носа, все гримёры сейчас суетятся вокруг Ричарда, чей Торинский нос был задет в пылу разыгрываемой битвы, а самому Эйдану мешают накладные руки с непредназначенными для такой тонкой работы массивными пальцами. О’Горман, который ещё раньше избавился от этого элемента костюма и щеголял красивыми человеческими руками с узкой кистью и длинными тонкими пальцами, конечно же соглашается и подходит близко-близко, задирая голову вверх. Эйдан почти не чувствует из-за парика, но знает, что Дин сначала распутывает пряди, расправляет их по сторонам – Тёрнер всё это время смотрит на его золотоволосую макушку с переплетениями гномих косичек и радуется тому, что грим наверняка скрывает краску, прилившую к щекам. - Лучше бы тебя тоже заплетали, кошмар, - комментирует напарник с тихим смешком и аккуратно заправляет за ухо мешающуюся прядь. Эйдан вздрагивает, когда тёплые пальцы скользят по коже и случайно оглаживают ямку за ухом, и всё-таки сталкивается с внимательным взглядом Дина. – Вот и всё. Тёрнер кивает и едва сдерживает вздох облегчения, когда напарник делает два шага назад и больше не находится так близко, что хочется сграбастать его в охапку – пусть даже вместе с кипой одежды, подкладок и навешанного оружия. Ему очень хочется думать, что О’Горман не заметил ничего лишнего, и что в глазах темнеет только из-за жары и тяжелого костюма. И только лукавый взгляд светлых глаз заставляет Эйдана засомневаться в том, что его странности остаются незамеченными.
Если бы только кофеварочный кофе был более сносным, то Эйдан ни за что не пришёл бы на общий завтрак. Хотя бы потому, что фрагменты порнухи, которая теперь снилась ему едва ли не каждую ночь, всё ещё не желали покидать его многострадальную голову. Видение тонких бледных пальцев на ширинке и склоняющегося к паху светловолосого затылка всё ещё маячат на краю сознания, но даже это не повод отсиживаться в четырёх стенах и давиться гадким напитком. Поэтому Тёрнер мужественно переступает порог и заходит в просторное помещение, отмечая про себя странное запустение и отсутствие привычной толпы, что возможно из-за несовпадения графиков репетиций. Мелькает надежда, что О’Горман тоже уже отчалил, но она быстро гаснет, стоит столкнуться взглядами с голубыми смеющимися глазами. Эйдан старательно улыбается вместо приветствия, упорно отгоняя свои ночные воспоминания, и резко сворачивает вправо, чтобы поскорее взять завтрак и сосредоточиться только на еде. Испуганное «Ой!» и столкновение с кем-то становится неожиданностью, как и растекающееся по рубашке влажное тепло. - Ай, чёрт! - Прости! – вопит Адам, который между прочим совсем не виноват в невнимательности Эйдана, и кидается за полотенцем. Тёрнер же стоит как вкопанный, не зная, что вообще нужно делать и нужно ли. В воздухе распространяется резкий запах крепкого кофе, отчего Эйдану хочется его ещё больше, а коричневое пятно на груди совсем не кажется таким уж горячим и достойным паники. - Вот, – Браун почти мгновенно возвращается вместе с добытым полотенцем и суёт его в руки Эйдана. Тот тупо пялится на ткань в зелёную клетку с желтыми подсолнухами и философски размышляет о нелепости такой расцветки. Коллега тем временем говорит что-то о необходимости снять мокрую рубашку и нервно дёргает неподдающуюся верхнюю пуговицу. - Адам, сбегай на кухню за льдом, - командует появившийся рядом как чёрт из табакерки Дин, стремительно оттесняя растерянного Брауна. Тёрнер сжимает в руке несчастное и так и не использованное полотенце и непонимающе смотрит на напарника. - Какого чёрта застыл, ожог хочешь заработать? – ругается тот и тоже хватается за рубашку. Эйдан бы и рад что-то ответить, да только не может проговорить и слова, чувствуя, как мгновенно пересыхает во рту и хаотично путаются оставшиеся мысли. Он только смотрит на бледные руки, покрытые светлыми золотистыми волосками, и ловкие пальцы, быстро справляющиеся с задачей, и борется с желанием разложить будто нарывающегося Дина прямо на столе, не обращая внимания на присутствующую публику вокруг и стопроцентную возможность получить за такое под дых. - Вот же, так ещё умудриться надо, - ворчит Дин, пока воюет с мелкими пуговицами, и резко замолкает, распахивая рубашку и пробегаясь взглядом по волосатой груди. Он медленно проводит кончиками пальцев по влажным слипшимся волоскам и чувствительной от горячей жидкости коже, и Эйдан думает о том, что это уже слишком. - Больно? – шёпотом спрашивает О’Горман, чуть усиливая прикосновение и укладывая ладонь совсем близко к сердцу. Тёрнер всерьёз начинает бояться, что оно выскочит из груди или остановится как старый часовой механизм – зашкаливающий ритм отдаётся в голове удушающим красным, и только вовремя появившийся Адам спасает положение. Дин наконец-то убирает руку, чтобы взять принесённый пакет со льдом и завернуть его в отобранное у Эйдана, даже этого не заметившего, полотенце. - Никакого ожога нет, но лучше приложить, - комментирует О’Горман и бережно прижимает к груди Тёрнера холодящий кожу свёрток. – То ли твой кофе был совсем остывшим, то ли Эйда спасла повышенная волосатость, но всё в порядке. Адам с нескрываемым облегчением объясняет, что не любит слишком горячие напитки и смеётся вместе с Дином над его теорией и собственной паникой. А Эйдан кое-как раздвигает губы в улыбке, больше похожей на оскал, и едва сдерживается от заявления в духе «нихрена, мать твою, О’Горман, не в порядке!» и демонстрации этого на практике.
Спасибо большое админам, огромное спасибо тем, кто ждёт)
Исполнение 2, часть 4.1/5 1072 словаДаже с течением времени странности Эйдана не исчезают, и Дин продолжает пристально к ним присматриваться, заталкивая поглубже параноидальное «он знает». Последнее маловероятно хотя бы потому, что Тёрнер точно не смог бы молчать о чём-то волнующем его так долго, только если это не касается его самого личного и сокровенного. То бледнеющий, то краснеющий напарник (что, к счастью последнего, почти незаметно благодаря смуглой коже и гриму) постоянно нервничает, попадает из-за этого впросак, и самое неприятное – старается держаться подальше при любой возможности. И то ли из любопытства и чувства противоречия, то ли из собственной слабости (и это, вынужден признать О’Горман, куда вероятнее), он не оставляет Тёрнеру такой возможности, снова и снова оказываясь рядом. Раньше так было всегда, и никто из коллег не замечает напряжения, витающего между ними двумя, ведь троллящие друг друга почти-настоящие-братья – это норма. Вот только Эйдан явно перестал считать это нормальным, что-то изменилось, и из-за этого чего-то он сам себя загоняет в неловкие ситуации. В которых Дин может только наблюдать и мысленно одёргивать себя, чтобы не схватить это дерганое существо в охапку и не заставить признаться во всех грехах желанными методами. Собственно, именно из-за рассеянности и нервозности друга, О’Горман и сам периодически попадает в эпически глупые положения, будь то нелепые падения на съёмках прямо на зазевавшегося «Кили» или необходимость лапать торс полуобнаженного Тёрнера только потому, что тот умудрился облиться горячим кофе. Последнее окончательно убило остатки терпения Дина и он позволил себе опоздать на репетицию только потому, что после неудачного «завтрака» пришлось идти в трейлер и снимать напряжение единственным доступным в тот момент способом. Картина произошедшего – влажные курчавые волосы, приминающиеся к смуглой разгорячённой коже, тяжело вздымающаяся мужская грудь и витающий в воздухе тяжёлый аромат крепкого кофе – так плотно впечаталась в подсознание, что он до сих пор не может вдохнуть запах арабики и остаться спокойным. Конечно, это доставляет некоторые хлопоты, но в сравнении с главной причиной его беспокойства меркнет, как и бесчисленное множество других проблем. Иногда ему кажется, что Эйдан очень напоминает влюблённого со всей этой беготнёй, отводимым взглядом и неадекватностью реакций. Иногда, когда Дину удаётся встретиться с тёмными растерянными глазами и заметить в них что-то новое, ему даже кажется, что Тёрнер влюбился именно в него и поэтому постоянно сбегает и чудит. Вот только это кажется настолько нереальным и слишком хорошим, чтобы случиться с О’Горманом, поэтому он активно опровергает собственные предположения и не позволяет себе выдавать желаемое за действительное. Может быть, лет десять назад Дин бы позволил себе не просто помечтать, но и искренне в это поверить и начать действовать, но сейчас мир вокруг давно не кажется таким радужным и способным исполнять желания. Поэтому он сжимает зубы и улыбается, прогоняя прочь пострадавшую от «больной» головы логику, и пытается найти другое более реалистичное объяснение. В один из немногих полностью выходных дней, Дин позволяет себе проваляться до полудня, кое-как отбиваясь от привычно тревожных мыслей и лениво роясь в интернете. Чуть позже он понимает, что кажется ему особенно странным: так и не раздавшийся стук в дверь и не просунувшаяся без ожидания ответа кучерявая голова улыбающегося Эйдана, как случалось всегда. Немного подумав, О’Горман выползает из трейлера на общий обед и с удивлением не обнаруживает там Эйдана. Людей чуть меньше, чем обычно, ведь многие выбрались в близлежащие ресторанчики или решили развеяться и на день покинули лагерь, но Дин точно знал, что Тёрнер не говорил ни о каких особенных планах, хотя раньше не просто предупреждал, а вытаскивал куда-то вместе с собой. Он даже чувствует укол обиды, садясь рядом с воодушевленно треплющимся об Ирландии Несбиттом, скромно слушающим его Адамом и только из вежливости участвующим в разговоре Ричардом. - О, смотрите-ка, одинокий Дин! С ума сойти, где твоя вторая половина? От таких шуток О’Горман давно уже заимел иммунитет, даже правая бровь больше не дергается, поэтому он только преувеличенно спокойно улыбается и, пожав руки коллегам, отвечает: - А я вот хотел спросить у вас, потому что и сам не в курсе. Джеймс громко хохочет, будто услышал что-то невероятно смешное, Адам тоже не может скрыть улыбку, а Ричард только пожимает плечами, но Дин видит и в его синих глазах промелькнувшее веселье. Его посещает неприятное чувство, что все всё знают – все, кроме него, конечно, и это совсем не устраивает и без того растерянного О’Гормана. - Эээй, если знаете – говорите, не надо тут интригу нагнетать! - Да ладно, ладно, не кипятись, - Несбитт шутливо поднимает руки вверх и загадочно шевелит бровями, как умеет, наверное, только он. – Сегодня утром уехал, куда – не сообщил. Я вообще немного спросонья был… - Ага, вот как теперь это называется, - вставляет пять копеек Браун, явно намекая на вчерашние возлияния, в которых сам Дин не участвовал. - Кто бы говорил, мистер «ну если только один глоток»! Потом полночи тебя до трейлера пытался дотащить… - Скажите сначала Дину, где делся Эйдан, а потом спорьте, - вовремя вносит предложение Армитаж, за что в О’Гормане пробуждается огромная благодарность к «дяде». - Так вот, я не очень понял куда он там собрался, да он вроде и не сказал толком. Взвинченный какой-то был, то ли радостный, то ли наоборот – совсем не в себе. Вообще-то такое описание почти полностью соответствовало Тёрнеру в последнее время, но вот радостным его можно было назвать навряд – может быть, случилось что-то хорошее? Например, он уехал на свидание с любимым человеком (может, это какая-нибудь хорошенькая девушка из съёмочной группы или та же новенькая гримерша с приятной улыбкой?). Такой пример только портит и без того не прекрасное настроение Дина, но он очень старается этого не показать. - Значит, явится и расскажет, - пожимает плечами он и только удивляется слишком заинтересованным взглядам остальных. После обеда Дин решает наконец-то прибрать к рукам забытый этюдник, заодно и фотоаппарат, и уйти чуть дальше территории лагеря к будто и не тронутой человеком природе. Любимое дело всегда помогало ему отвлечься от навязчиво пожирающих голову мыслей, поможет и сейчас – он не сомневается в этом, пока спешно собирает необходимые инструменты, наполняет термос горячим чаем и делает пару сэндвичей. Он совсем не хочет думать о том, где и с кем сейчас находится Эйдан.
Часов через пять он ловит себя на мысли, что думает только о том, вернулся уже Эйдан или сегодня его можно и не ждать. Ругаясь себе под нос Дин идёт к лагерю, чувствуя внутреннюю усталость и неудовлетворённость из-за того, что так и не смог добиться присущей акварели лёгкости и света, потому что на бумаге так или иначе отражалась тревога художника. С фотографиями дело обстояло чуть лучше, но всё-таки О’Горман не чувствовал себя в ударе; не смотря на раннее время очень хотелось просто завалиться к себе и заснуть. Через некоторое время он понимает, что обладает наивностью в высшей мере и пора от этого избавляться.
Исполнение 2, часть 4.2/5 1180 словВечер после нервного, пусть и выходного, дня, кажется, решил добить его окончательно. То, чего не смогли сделать подозрительно подмигивающие коллеги, сам факт исчезновения в неизвестном направлении напарника, общее неадекватное состояние, накопившееся за последние безумные недели, сумел сделать один-единственный человек. Ну, как, человек... Эйдан. Дин так и застыл на пороге, пытаясь оценить масштабы произошедшего с его трейлером бедствия: осколки стакана на полу, перевёрнутая тумбочка, резкий запах спиртного – виски, как бы между прочим определяет он, рассматривая опрокинутую бутылку и коричневатую жидкость на своей подушке. Нет, это, в общем-то, и не бедствие, а так – маленькое недоразумение, если бы не одно но. Зато это «но» настолько весомое, что не оценить просто невозможно. Тёрнер, лежащий посреди этого безобразия (не на кровати, нет, прямиком на полу) и тупо пялящийся в потолок с бездумной улыбкой на пухлых губах. Раскинутые по обе стороны руки неподвижны, только бледные пальцы будто перебирают невидимые воздушные нити, и эта деталь неожиданно пугает. Но в следующую секунду взволнованного О’Гормана отпускает, потому что брюнет приподнимает голову и с глупой лыбой приветствует: - Диноо… И резко опускает голову обратно. Дин мысленно отмечает, что напарнику повезло, ведь наличие в его трейлере толстого ковра только что спасло его больную (а в этом актёр теперь не сомневается) кудрявую голову. - Ну и что это за херня? – сдержанно задаёт вопрос, переходя от созерцания вопиющей картины к выяснению обстоятельств. - Фили, не будь таким злым, - просящим тоном тянет «Кили» и громко фыркает. – Это же я, твой любимый младшенький братик! И заходится странным смехом. О’Горман только вздыхает и наконец-то вспоминает, что стоит закрыть входную дверь. А иначе сюда сбежится вся округа, и странно, что этого не произошло до сих пор. Вообще-то, это было бы неплохим выходом из нынешнего положения – невменяемого партнёра по съёмочной площадке увели бы, осколки и остальной бардак оперативно прибрали, и он возможно получил бы то, о чём мечтал остаток этого дня – кровать, тишину и сон. Но этот придурок, заливающийся на полу пьяным смехом, – Тёрнер, который давно перестал быть просто напарником и даже другом. Чёрт бы его побрал. Дин проходит мимо него, укладывает на стол все свои вещи, и аккуратно поднимает с постели бутылку виски, из которой, к счастью, вылилось ещё не всё. За секунду взвесив все за и против, он прижимается к горлышку губами и в два быстрых глотка допивает остатки. У него всё-таки стресс – ему можно. - Фии, - по-детски зовёт Тёрнер, и Дину вдруг окончательно становится не до смеха. Глаза, слишком тёмные и неподвижные для человека, пялящегося на включённую лампу, наводят на плохие мысли. – Фи, я люблю тебя. Последняя фраза только убеждает О’Гормана в том, что его догадка верна, и его непроизвольно передёргивает. Неужели всё это время, пока Дин придумывал нелепые причины происходящего с Тёрнером, всё было куда прозаичнее и… серьёзнее. Неужели пока он зацикливался только на своих чувствах, Эйдан стремительно катился вниз и нуждался в помощи? И пока он не замечал очевидного: все эти перепады настроения, нервозность и виновато отведённые взгляды, друг окончательно подсаживался на какую-то наркоту? «Нет». Дин отгоняет от себя дурные мысли и устало проводит ладонью по лицу. Противное и совершенно неуместное чувство вины за то, что не уследил за «младшим братом» бесит, тем боле, что нет никаких братьев, а Тёрнер и сам давно не ребёнок. Так ему казалось раньше. - Эйдан, какого хера? Конечно, на полноценный ответ он даже не надеется, но всё равно усаживается на ковёр рядом с напарником. - Что? - Всё вот это. У тебя зрачки почти закрывают радужку, это нельзя не заметить. - Аааа… ну, так мне не скучно. Такого ответа О’Горман никак не ожидает, поэтому не сразу находится, что же ответить. Съёмки «Хоббита» - это несомненно переломный момент их жизней, это не может быть скучно. И когда они проводили время вместе, понимая друг друга с полуслова, болтая иногда по полночи, растрясывая всех окружающих своими шутками и розыгрышами, - может ли быть, что ему одному казалось это чем-то особенным? - Тебе было скучно? - Ага, - всё-таки подтверждает свои слова Тёрнер. – И одиноко. Обдолбанная улыбка меркнет, чёрные глаза скрываются за густыми подрагивающими ресницами, а Дин думает о том, что чертовски хочет заехать по этому красивому лицу. Потому что ничего глупее от напарника он ещё не слышал. - Это полнейший бред, знаешь ли. - Неа. Никому я не нужен, - вдыхает Тёрнер, как-то рвано и пронзительно настолько, что Дину становится как-то не по себе. И дико хочется возразить этому нелепому убеждению в несуществующем одиночестве. - Мне нужен! – рявкает О’Горман, чувствуя, как бешено колотится сердце от слов, в которые он вкладывает совершенно другой, куда более глубокий, чем это может показаться Тёрнеру – тем более, находящемуся в изменённом состоянии. Эйдан вдруг заметно вздрагивает и перекатывается набок, неловко укладывая голову на колени окончательно растерявшегося Дина. Длинными руками он обхватывает О’Гормана, вцепляется сзади холодными пальцами в его футболку, уткнувшись носом прямо в живот. Дин боится даже пошевелиться – слишком близко находится такой соблазнительно-доступный сейчас Эйдан, и слишком нелепой кажется сама ситуация. Почему-то поверить в Эйдана-наркомана даже сложнее, чем в его мнимое одиночество, и тихое драматичное «спасибо», глухим гулом отдавшееся в животе, окончательно укрепляет его сомнения. Слишком постановочно выгляди перевёрнутая тумбочка, слишком аккуратным пятно от виски на подушке, всё кажется сейчас слишком – даже курчавая макушка Эйдана на его коленях. Если уж на то пошло, он не мог не заметить расширенные зрачки на съёмках, он не мог не заметить их и в обычной жизни, потому что очень внимательно заглядывал в живые карие глаза. Да и странные улыбки коллег за обедом как минимум наводят на мысль, что они знали больше, чем ему сообщили. Розыгрыш? Неудачная шутка? Если да, то сейчас самое время Эйдану вскочить и прокричать «Попался!» или что-то вроде, но он только сминает в пальцах ткань ещё сильнее – Дин чувствует, как натягивается футболка на плечах. - Дино… - Чего? - Я не наркоман, - заявляет Эйдан, невесом проводя ладонью по спине О’Гормана, но тот не чувствует особого облегчения, ведь и сам уже это понял. Сейчас главный вопрос: - Зачем? Это шутка? - Нет, конечно нет, это… - Тёрнер сначала частит, а потом резко замолкает на полуслове, но Дин понимает, что это – не театральная пауза. Сейчас Эйдан искренен, пусть он и не видит лица напарника. - … это признание. Самое глупое в моей жизни. О’Горман замирает, пытаясь переварить эти странные слова, пробует на языке слово «признание» и ему оно точно приходится по вкусу. Сказанное ранее «Фи, я люблю тебя» теперь играет совсем другими красками, и ему почему-то очень страшно поверить в то, что вместо имени его героя там должно находиться его собственное. И в то же время Дину становится дико смешно вот так сидеть на полу посреди учинённого бедлама, пялиться на макушку Тёрнера и думать едва ли не о «смысле жизни», пока тело реагирует на тёплое дыхание вполне однозначно и закономерно. - И что же, в любви? - Ага. Что скажешь? – Эйдан наконец-то переворачивается лицом к О’Горману, абсолютно точно зря ёрзая и возбуждая этим его ещё больше. Тёрнер прикладывает к глазам пальцы, вытаскивая специально прикупленные линзы, и беспокойно смотрит своими затягивающими кофейными глазами. - Скажу, что за такие методы тебе нужно по шее надавать, - улыбается Дин, чувствуя себя совершенно по-идиотски счастливым, хоть и видит, что ответ Эйдана совсем не устраивает. И тут же исправляется: - Но у меня теперь есть право на совершенно другие способы наказания…
The game is on! | Низкорослые, наглые эреборские ежи! | Hail Satan and have a lovely afternoon
x,.dfjgvlkxhguyvgbhaj!! я сейчас способна только на писки и счастливые всхлипывания, пытаясь не заорать в голос... Автор 2, можно я вас расцелую и затискаю!!!
ааааавтор, как это прекрасно и на самом интересном месте вы прям оборвали жду концовки очень-очень-очень!!!
но извините, рабочее утро такое утро, так что я кое-чего недополнял(( читать дальшето есть это все было постановкой? эйдан не пьян, не обдолбан, а таким образом решил замаскировать свое признание на случай, если дин ему откажет? или как? а почему тогда весь каст улыбался, они все знали? или догадывались? простите тупого заказчика за такие вопросы
Заказчик, дорогой, я очень рада скрасить ваше рабочее утро) Отвечаю: да, Эйдан не обдолбан, почти не пьян и "хитрый план такой хитрый" ) Чуть подробнее, в том числе про каст, думаю, будет в заключительной части Так что вы всё правильно поняли )
мистер двалин сексуален., извините что надоедаю, но обновите пожалуйста кол-во исполнений ещё раз (теперь их четыре), я всё волнуюсь, что не все подписаны к записи и не все, кто хотел бы, читают) Ну и вообще пост обновлённых исполнений второго тура в соо хотелось бы. а, и ещё сразу уж - в посте Исполнения 1 нет, хотя вообще оно в наличии) Заранее большое спасибо
потребность Дина услышать от Эйдана, например, что ему идёт эта самая борода
а, ну я неправильно прочитал, извините )))
з.
Исполнение 2, часть 2/?
1280 слов
*довольно урчит и снова хочет запустить пальцы в чью-нить шерсть*
Все очень круто, аняня!
Особенно доставило описание отношения Дина к растительности на теле Эйдана, потому что... ну как с меня и ещё половины фандома писано
Спасибо, что продолжаете!
Спасибо, что ждали! насовсем точно не пропаду, не переживайте))
Nastix M. Scarhl, спасибо :З
и я тоже дико люблю мимику Эйдана - мгновенная такая, яркая и отчётливая.
little otter, спасибо, очень приятно знать)
ну как с меня и ещё половины фандома писано
и я в той половине
еще-еще-еще-)))
меня просто уносит
это так хорошо, так мило
раньше вот я к волосатости отрицательно относилась, сейчас же АААААХХХХХХ :333
ой, лучей волосатости всем за мой счет! ;з
автор, спасибо, продолжайте пожалуйста
и очень жду проды. каждое обновление как бальзам на сердце, спасибо!
очень жду дальнейшего развития событий
з.
он.
Дорогой заказчик, простите протерявшегося автора - завал, неписец и фиг знает что, но чёрт с ними с оправданиями, я прнс ))
Исполнение 2, часть 3/?
1209 слов
такой тернер дурак, да и дин тоже, но это так прекрасно )))
спасибо за такой прекрасный вокресный вечер!!
не пропадааааайте )
заказчик.
Автор, вы прелесть
Заказчик,я очень рада скрасить ваш воскресный вечер и постараюсь не пропадать
Nastix M. Scarhl, благодарю, счастлива порадовать )
DeeS, спасиибо :З
волосатость эйдана спасла, как же
от дина ничто не спасет)
Если автору не упадёт на голову кирпич (в метафорической форме, конечно), то прода будет сегодня. Простите такого незадачливого, что ли.
И да, дорогая администрация! Обновите пост, тут уже 3 части ))
Исполнение 2, часть 4.1/5
1072 слова
Исполнение 2, часть 4.2/5
1180 слов
я сейчас способна только на писки и счастливые всхлипывания, пытаясь не заорать в голос...
Автор 2, можно я вас расцелую и затискаю!!!
и на самом интересном месте вы прям оборвали
жду концовки очень-очень-очень!!!
но извините, рабочее утро такое утро, так что я кое-чего недополнял((
читать дальше
з.
Kyokka Suigetsu, можно и нужно, автор всегда за обнимашки
Заказчик, дорогой, я очень рада скрасить ваше рабочее утро)
Отвечаю: да, Эйдан не обдолбан, почти не пьян и "хитрый план такой хитрый" ) Чуть подробнее, в том числе про каст, думаю, будет в заключительной части
Так что вы всё правильно поняли )
а, и ещё сразу уж - в посте Исполнения 1 нет, хотя вообще оно в наличии)
Заранее большое спасибо
надоедливый автор